«се слов. [словене] и ти начаша требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали требу. оупирем и берегыням. […] но и ноне по оукраинамъ молятся ему проклятому богу перуну, и хорсу, и мокоши, и виламъ» («Слово св. Григория», рук. №1295).
«…берегынямъ, их же нарицають три 9 сестрениць» («Слово св. Иоанна Златоуста», рук. №1262).
Данные о том, что предки восточных славян верили в упырей и поклонялись берегиням хорошо прослеживаются в следующих письменных памятниках:
1. «Слово св. отца нашего Иоанна Златоуста … о томъ, како первое погани веровали в идолы. и требы им клали. и имена им нарекали» по рукописи XIV-XV вв. Новгородской Софийской библиотеки №1262.
2. «Слово святого Григория (Богословца) изобретено в толцех о том, како първое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят» по рукописи XV в. Соф. Новг. Соб. №1295.
3. «Слово св. Григория» по рукописи XVI в. Чудова монастыря.
Источник: Борьба христiанства съ остатками язычества въ Древней Руси. Н.М. Гальковского. Т.2. 1916.
В работах Н.И. Зубова приводятся многочисленные факты неправильного прочтения и намеренного искажения смысла текстов последующими христианскими летописцами и российскими комментаторами поучений. Одним из главных выводов исследования Зубова является доказательство, что культ почитания безымянных рожаниц и бога Рода вне их привязки к летописному греческому пантеону на территориях Беларуси и Киевской Руси отсутствовал. Другими словами, этот культ был только на бумаге, как и множество других фантомов славянского Олимпа, придуманных наукой. Мы приведем здесь разбор лишь одного аспекта: стараниям христианских летописцев отнести берегинь к миру духов и умерших. «Слово св. Григория» по рук. XVI в. Чудова монастыря обращается к фигурам рода и рожаниц в таком контексте: «…сего же не могут ся лишити проклятаго ставления вторыя трапезы роду и рожаницамъ на великую прелесть вернымъ крестьяномъ и на хулу святому крещению; и на гневъ богу верують упирем и младенци знаменають мертвы и берегенямъ их же нарицають семь сестреницъ».
Зубов заключает: «Таким образом, упоминание об упырях и берегинях в данном случае разорвано вставкой о поклонении умершим младенцам (это именно вставка: она ломает грамматически правильную конструкцию, известную из других мест различных памятников). Этот разрыв-вставка выразительно включает берегинь и упырей в культ умерших». В списке «Слова св. Григория» XV в. (№1295) берегини упоминаются в ряду с богами: «темъ же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи языкъ: виламъ, и Мокошьи, диве, Перуну, Хърсу, роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ, и переплуту, и верьтячеся пьють ему въ розехъ, и огневи сварожицю молятся, и навьмь мовь творять, и въ тесте мосты делають, и колодязе, и ина многа».
Общее количество берегинь в текстах памятников различается. Составитель «Слова св. Григория» по рук. XVI в. Чудова монастыря сообщает, что берегинями «нарицають тридесет сестреницъ». «Слово Иоанна Златоуста» вызывает большее доверие у комментаторов и Н.М. Гальковского, предлагая «тридевять сестрениць».
Трактовка берегинь как духов
В начале XX века исследователи Е.Е. Голубинский и Е.В. Аничков отождествляли 27 берегинь с культом «воды», реками и теми же русалкам, а Д.К. Зеленин и авторы советского периода С.Л. Николаев и А.Б. Страхов приписали к подчиненным духам - сестрам-лихорадкам. Этимология слова «берегыни» возводится последними к славянскому *pergyni — «труднопроходимая местность, чаща, холм», которое в свою очередь происходит от *fergunja (из германских языков) в значении «дубовое» или «лесное» существо (Николаев С.Л., Страхов А.Б. К названию бога-громовержца в современных языках // Балто-славянские исследования 1985. М., 1987. С. 149-163). «Этимологический словарь славянских языков» предлагает лишь реконструкцию славянской праформы *bergyni «береговая фея, русалка», следуя за Аничковым и «Толковым словарем» В. Даля. Однако Николаев и Страхов справедливо считают, что отождествление берегинь с русалками, самих русалок и тех же берегинь с «берегом» неправомерно, т.к. берег как священное или магическое место в народных представлениях явно не выделяется.
На территории Украины сохранилась как берегиня, так и перегеня — «ряженая девушка, пугающая, ради шутки, подруг: взяв в руки клубок толстых ниток из пакли (валу), вытягивает их вверх; клубок играет роль лица, которое повязывают платком, на руки и плечи натягивают простыню из пеньковой ткани (рядно)». Мотив ниток и прядения в связи с берегинями никем из авторов не рассматривался. Г.С. Маслова сообщает о другом обряде с перегеней, которую «обвивали красными поясами, снятыми со всех участников прополки (свеклы), оставались видны лишь глаза и рот; обматывали поднятые над головой руки, в которых девушка зажимала цветок. Нередко перегеню несли на плечах» (Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX - начала XX века. М., 1984). Е.Е. Левкиевская сообщает, что еще в XX в. в Ивано-Франковской области Украины словом «берегиня» называют один из древних элементов аппликации, выполняемый на кептарях — гуцульских кожаных безрукавках (Зеленин Д.К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки/ Вступ. ст. Н.И. Толстого, коммент. Е.Е. Левкиевской. М., 1995).
Белорусская традиция
Белорусский и северорусский узоры традиционной вышивки часто описываются носителями традиции через обращение к Жытней Бабе, Святой Каляде, Мацi-Багiне, Мацi-Радзiцельнiце, Великой богине Мацi-Зямлi. В исследовании М.С. Кацара женщины 1850-1900х гг. рождения, рассказывая о значении вышитых ими символов, назвали Берегиней несколько символов. Исследование содержит многочисленные описания блр. ахвярных дыванов (жертвенных покрывал), поясов и рушников, которые часто сопровождаются прямой речью носителей традиции (Кацар С.М. Беларускi арнамент. Ткацтва. Вышыўка. Мн., 1996). Наибольшее доверие вызывают описания орнамента, которые содержат молитву-просьбу или заговор. При описании символа Берегини упоминается женщина-шаптуха и просьба в адрес берегини, что говорит о существовании магического ритуала:
«Гэты ўзор я ўзяла ў бабулі-шаптухі, якая помніла прыгон. […] ўзор завецца Берагіня, што ў Старым Сяле была крыніца, звалі яе крыніцай Берагіні. Вада ў ей была святой, лекавай, людзі хадзілі да крыніцы лячыцца. Тая ж бабка расказала, што вышыта на ручніку. У верхнім радзе — сама багіня Берагіня. Унізе – вазоны з кветкамі, завуць іх жаночым шчасцем. Гэта просьба да Берагіні, каб яна дала шчасце. А што абазначае вялікі ўзор у цэнтры і ўзоры ў выглядзе жучкоў, я не ведаю, забыла запытаць у бабкі» (М. Сыраватникова, 1897 г.р.).
Читатели, опираясь на собранные Кацаром свидетельства носителей традиции, часто приходят к выводу, что берегини относились к божествам, обитающим в целебных источниках (криницах) и охраняющим их. Однако упускается из виду ареал действия и наличие далеких от врачевания функций у берегини из рассказа Е. Моркаука (Владава, Восточная Польша, теперь Брестская обл.), который мы приводим в переводе на русский:
«… Будто идет та (берегиня) полем, видит, женщина жнет жита, рядом — дитя в колыске. Берегиня напоила и накормила жнею, уговорила её отдохнуть, а сама взяла серп и сжала всё поле. Идёт берегиня по селу. Нигде не души, все в поле. Только в одной хате плачет дитя. Берегиня напоила, накормила его молоком, положила спать. Во второй деревне видит, как пьяный мужик бьёт жену и ревёт, как медведь. Берегиня и говорит: «Ты по-звериному относишься к жене, так и будь зверем, живи в лесу и реви, как медведь». Берегиня в этом рассказе не связана с водой, и она является заступницей женщин.
Несмотря на тот факт, что исследование Кацара было издано массовым тиражом еще в 1995 г., статья о берегинях отсутствует в 592-страничном энциклопедическом словаре «Беларуская Мiфалогiя», изданном в 2004 г. Достоверность нарратива и пояснений к орнаменту в ткачестве и вышивке, собранных Кацаром, оспаривается в узких научных кругах по нескольким причинам. Из-за непреднамеренных искажений, которые он мог привнести по неопытности в роли интервьюера, и из-за отсутствия авторского надзора при посмертной публикации его книги «Ткацкi арнамент». Заметим, однако, что большинство экспедиций были осуществлены Кацаром в 1934-1941 гг. уже в достаточно зрелом для интервьюера возрасте 28-36 лет.
27 жен бога Луны - область забвения в славянской традиции?
«Арийцы Индостана сохранили архаичный календарь. Др.-инд. астральный миф, принятый за основу традиционного календаря – миф о Дакше. Dáksha- ‘right’; один из семи Праджапати; седьмой сын Праджапати (Брахмы); один из семи Адитьев (он родил Адити и он же рожден Адити); Dákshina-patha- ‘пространство земли и неба к югу от 23 градуса СШ’; Dákshina-yāna- ‘южный путь (в царство мертвых), путь движения солнца на юг от экватора; период зимнего солнцестояния’. Однокоренные сущ. – русск. гидроним Десна и апеллатив десница (от ст.-слав. деснъ 'правый') — правая рука.
Праджапати Дакша устроил первое жертвоприношение во искупление греха на вершине горы Химават, призывая всех дэвов, кроме Рудры. Разгневанный Рудра пронзил жертву стрелой, и она превратилась в созвездие Мригащирша. Дакша – отец дэвов, повелитель планет (отец Будхи, враг Раху) и звезд (муж Тары). Жена Дакши – Вирини Дакши (Ночь). Они вместе породили 50 или 60 дочерей, 27 из них Дакша отдал в жёны богу Соме (MBh XII 6136; R III 20, 10). Сома взял в жены 27 дочерей Дакши, каждая из которых была владычицей накшатры (nākṣatra- ‘звездный, сидерический’, лунная стоянка, лунное созвездие). Сома проводит ночь в обществе одной из дочерей Дакши».
Источник: Шапошников А.К. Реконструкция архетипа общеиндоевропейского и праславянского календаря сравнительно-историческим методом // Вопросы филологии. Спец. вып.-2013. С. 73-82.
